Об обретении веры (письма)

СТРАННИК

Два года назад я был в Соединенных Штатах Америки. Мой друг, православный монах из Святогермановского монастыря, что в Платине (Сев. Калифорния), пообещал свозить меня в монастырь, чтобы я мог своими глазами увидеть то место, где жил, трудился и похоронен почитаемый мною американский православный иеромонах Серафим (Роуз).

Мы ехали туда на машине по горным калифорнийским дорогам. Наверное, нет уголка, куда бы не забралась всеизменяющая и могучая американская цивилизация — думал я, глядя на окружающий горный пейзаж и чувствуя, как машина не просто едет, а как бы плывет по абсолютно ровным, прекрасным штатовским дорогам — мечте любого российского водителя и пассажира.

Вдруг впереди замаячила одинокая фигура человека, идущего по обочине. Мы остановились и предложили подвезти его. Парень охотно согласился, тем более, что определенного маршрута у него не было.

Он оказался одним из тех свободных американских ребят, которые находят высшую прелесть жизни в путешествии по стране, они останавливаются, где хотят, на сколько хотят и когда захотят. И никому в Штатах не придет в голову обозвать такого человека бомжем. Одет наш новый знакомый был достаточно просто, если не сказать бедно: рубашка, далеко не новые походные брюки, горные ботинки. Сам парень, как следовало из его живого и увлекательного рассказа, считал, что ведет единственно правильный и самый естественный образ жизни, убегая от всех проблем современной цивилизации и живя свободно и в гармонии с природой.

Монах, внимательно слушая все, что говорил наш путешественник и время от времени одобрительно кивая, вдруг бросил: «Мы вот тоже тут обитаем, недалеко… Пытаемся жить в гармонии с Богом и природой». Рассказ о христианском монастыре в горах показался интересным нашему новому знакомому, и он выразил желание «check it out» — посмотреть, что там происходит…

К монастырю мы подъехали, когда уже стемнело (вскоре чудесная американская дорога кончилась и в горы пришлось забираться по более привычной российскому взору ухабистой горной стезе), и вечерняя служба уже началась. Мы сразу же отправились в церковь, предложив нашему новому знакомцу присоединиться.

После пышных служб в московских соборах богослужение в маленьком, скромном, холодном храме, да еще и на английском языке было для меня непривычным.

Даже давнее желание попасть туда не могло перебороть пробиравший до костей холод. Стоя в церкви, я пытался сосредоточиться на службе и молиться, как друг услышал позади себя какие-то звуки, похожие на плач… Я обернулся и увидел сидящего на полу, недалеко от выхода, того самого парня. Он плакал, закрыв лицо ладонями и стараясь заглушить рыдания…Когда служба подошла к концу, нашего знакомца в церкви не оказалось. Не было его и нигде на территории монастыря. Он, видимо, просто ушел, решив продолжить свою нескончаемую одиссею… Свободный человек в свободной стране…

И хотя я больше никогда не видел этого парня и не могу точно сказать, почему его душа так неподдельно, навзрыд отреагировала на соприкосновение с духовной реальностью, ответ на этот вопрос мне представляется весьма простым. Никакая внешняя независимость не может заменить внутренней свободы, самые широкие просторы земли меньше духового мира человека… А душа стремится главным образом к этой духовной свободе… Правда, почему-то не всегда ее выбирает…

Владимир, 25 лет

И мне стало страшно…

Ваш журнал — «для сомневающихся». И я, наверное, принадлежу именно к такой категории людей. Не могу сказать, что я верующая, но и обратное утверждать тоже не осмелюсь. Наверняка поэтому возникают у меня многие мучительные вопросы.

Помню, еще в школе меня поразила мысль, что, когда я вырасту, окончу институт, выйду на работу (да и замуж, наверное), все у меня будет, как у всех — семья хлопоты, дети, болезни, потом скорее всего, какие-то неудачи, беды. И все это произойдет со мной, как и со всеми вообще происходит и что после всего, измотавшись жизнью, умру я и на этом все закончится.

А для чего же жить тогда? Вопрос жизни, а особенно смерти, стараются обходить. И хотя все знают наверняка, что мы умрем, отмахиваются ли просто боятся об этом говорить.

Всегда для человека смерть, а особенно смерть близкого, — это самое большое горе в жизни. И все мы, кружась в суете, словно играем в какую-то глупую игру, по давно установленным кем-то правилам. И вдруг случается самое ужасное для живых — умирает родной человек. Тут он был — и вот его уже нет. И все…

Мне часто говорили, что нужно жить для того, чтобы продолжился человеческий род, чтобы тебя кто-то помнил и известна фраза: чтобы вырастить сына, построить дом, посадить дерево. Но зачем мне, уже мертвой, чтобы меня кто-то помнил, зачем все эти деревья, дома и даже дети (не побоюсь так сказать), если они проживут, умрут и исчезнут, так же, как и я?

Наверное, многие, помучившись в юности «неразрешимыми вопросами», взрослея, просто отбрасывают все навязчивые мысли, сталкиваясь с жизнью, ее трудностями или прелестями, с улыбкой вспоминают свои юношеские переживания и уже утвердительно говорят: так и должно быть!

А мне иногда становится просто страшно. Страшно не оттого, что умрешь — и все, а именно от того, что после смерти ждет нас всех что-то совершенно «незапланированное» в правилах нашей «нормальной» жизни.

Недавно у нас по соседству произошел такой случай. Молодая девушка 19-ти лет хотела броситься с крыши 5-ти этажного дома. Когда к ней пытались подойти, она отходила к самому краю, кричала, плакала… Продолжалось все это около четырех часов. Людей собралось очень много. Мать девушки сидела и плакала, старшая сестра на коленях умоляла ее не прыгать. Это было страшно. И тут же слышны были смех, шутки, возгласы «да пусть прыгает — устроила концерт». Другие спорили: «…а я говорю — прыгнет… да куда там, слабо…» «В психушку ее надо,» — сказал кто-то. А мне становилось как-то особенно тяжело и страшно от такой нашей жестокости и злости.

Потом ее все-таки сняли, не знаю, что с ней теперь.

Сейчас так часты стали самоубийства. Наверное, люди решают уйти из жизни, от ее проблем и, казалось бы, иногда неразрешимых ситуаций, именно из-за того, что надеются, что «там» ничего нет.
Я знаю, что у верующих самоубийство считается большим грехом и что таких людей не отпевают в церкви.

Но сама я тоже часто подумывала именно этим путем разрешить все свои невзгоды. Умру — и все вопросы и тяготы отойдут навсегда. Все разрешится, только нужно набраться смелости и сделать единственный и последний решительный шаг в жизни… Я бежала под дождем к нашей речке, на «большой» мост… По дороге ехали машины, но я слышала только свое стучащее в ушах сердце и шум дождя. Я ничего не думала особенно, только чтобы добежать и забраться на перила и прыгнуть. Но вдруг услышала сигнал промчавшегося мимо автомобиля. И я остановилась, как будто опомнилась. Такое ощущение бывает, когда снится страшный сон, и тут ты просыпаешься и с радостью понимаешь, что все приснилось.

Я побрела домой, постепенно пришла в себя, и мне стало очень страшно. Страшно оттого, что я решилась на такой шаг…

Прошло уже много времени с тех пор, но и сейчас это ощущение страха перед смертью, а точнее сказать, перед тем, что будет после смерти, живет во мне.

Мне все чаще кажется, что»там» Кто-то сильный и неведомый просто посмотрит мне в глаза и за все потребует ответа…

Наталья, 22 года

Нашел, где не искал

Добыть веру из книг очень сложно, если вообще возможно. Я этим занимался много лет. Больше всего осложняет дело, когда ты сам не понимаешь, что именно ищешь. Как будто человек день за днем копает землю — то в одном месте, то в другом, повинуясь смутному внутреннему приказу, но не знает, как выглядит то, что он ищет. Если бы он понял, что ищет воду, то где-то вовсе не стал бы копать, а в другом месте, где уже были все признаки близкой воды, копал бы глубже.

Еще в школе я читал о кумранских рукописях, о ессеях — это меня поразило. Потом занимался в университете всякими древностями российскими и по ходу этих занятий прошел чуть ли не полный курс семинарии, сдавал зачет по литургике и знал, что такое православная экзегеза. И что же? Это ни на шаг не приблизило меня к вере. Скорее даже наоборот: православие в моем сознании прочно утвердилось среди прочих древностей российских, приняв законченный облик этакого реликта.

Знаменательно, что именно эти книги в какую-то трудную минуту уплыли к букинисту. То-то он радовался: на горизонте как раз маячил бум. Он сам приезжал за всеми этими Триодями и Октоихами. Вообще мы книги почти никогда не продаем. Все кажется, что когда-то кому-то пригодятся или самим захочется перечитать. Рука не поднимается «приговорить» какие-нибудь исландские саги или сказки народов Африки. А тут ощущение было: ну ЭТО уж явно никогда никому не пригодится. Тема закрыта, страница перевернута. Так двоечник в конце учебного года с облегчением сжигает дневник — свидетеля своих провалов.

Почему-то с этого времени стало везти в делах. Все, что я задумывал, сбывалось. Жизнь ковриком ложилась под ноги. Правда, радости от этого было мало. Попав в руки, все оказывалось совсем не таким, как издали. Ну, я как-то принял, что у жизни такое свойство. Все суета и томление духа.

Однажды американцы, с которыми мы работали, подарили мне детскую Библию с безумно яркими картинками и трогательной надписью: они желали, чтобы эта книга помогла мне обрести веру. Мне это показалось так смешно, что я даже не стал им рассказывать, какую гору ученых книг я прочел и скольких мудрецов прослушал. Один молодой американец в подкрепление рассказал, как он однажды узнал о Христе и как он с тех пор счастлив. Я вдруг почувствовал черную зависть: такое чувство испытывает, должно быть, бесплодная женщина к девчонке, которая нечаянно «залетела».

В общем, это рассказ о том, как человек искал и не нашел. Сказано: ищите — и обрящете. А я не обрел. Но может быть, этот труд мне как-то зачелся. Потому что спустя годы я нашел, где не искал.

Вера пришла ко мне с любовью. А с чем еще она может прийти?

Я думал, вера — это мысль, идея. Думал, она рождается в споре или постигается путем доказательств.

Оказалось, вера — это чувство. Она также иррациональна и так же неоспорима. Она тоже дар.
Я больше ничего не стану говорить. Это как маленький ребенок, которого боишься сглазить.

Добавлю лишь, что многие из моих наставников были людьми глубоко верующими. Но я об этом даже не догадывался. Я в них этого не искал. Тому, кто не стучит, не отворят.

Сергей, 35 лет

Мир, в котором хочется жить

Я была совсем маленькая, когда меня крестили. У меня в семье очень верующий человек — моя мать, и совершенный атеист, человек, который вообще не воспринимает любые разговоры о духовном, — мой отец. И поскольку воспитывала меня мама, то я всегда чувствовала себя верующей. Я могла отходить в какой-то момент своей жизни от Церкви, что-то происходило со мной, я менялась, но так или иначе, я не могу себе представить, что Бога нет.

Другой себя представить не могу. Но осознала я это в себе не сразу… Помню, я была совсем маленькая, и мама решила привести меня в церковь, в которой меня крестили. Это церковь, расположенная между Питером и Ярославлем, в очень страшной глуши. Деревня человек десять населения, церковь на отшибе, и когда мы туда приехали, оказалось, что до этой церкви надо было идти 3 км пешком.

И это было первое мое такое настоящее путешествие. Мы долго шли, и вдруг мне открылась картина, которую я запомнила на всю жизнь. И это самое мое большое впечатление — меня, маленькой, шестилетней девчонки.

Я помню большой холм, залитый солнцем, наверху белую церковь, и вот когда я это увидела, у меня впервые возникла мысль о том, что это МОЙ мир, это мир, в котором я хотела бы жить, что ничего большего мне не надо. Вся моя жизнь может как-то течь, как-то изменяться, что-то со мной происходит, но вот это всегда остается во мне, как модель жизни человека…

И это было настолько хорошо, что всегда, когда у меня происходят проблемы в жизни, я всегда это вспоминаю. Эта картинка — вот этот залитый солнцем холм, на нем — белая-белая церковь. Я никогда не испытывала таких чувств после и никогда не чувствовала ничего подобного до. Это настолько прекрасно, что не могу найти слов, чтобы описать свое ощущение. Это было самое замечательное, потому что в тот момент я не думала, но именно чувствовала, ЧТО такое Бог во мне. (Ольга, 17 лет)

Журнал «ФОМА»

Просмотрено (218) раз