Отношение к детям в Библии
Подарок от Бога
Иов жил 140 лет, и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвертого рода; и умер Иов в старости, насыщенный днями. Так описывает Библия благополучный исход человеческой жизни (Иов 42:16‑17). Долголетие – это понятно, но что еще включает библейский текст в эту «насыщенность днями»? Богатство, успешную карьеру, известность, творческие успехи, любовные приключения, интересную работу, верных друзей? Да, пожалуй, богатство; но прежде всего – многочисленное потомство, а вот всё остальное – это уж как получится. Чтобы, подобно героям рекламы, сказать «жизнь удалась», библейским героям можно было показать не черную икру, густо намазанную на хлеб, а нестиранные пеленки праправнуков.
Почему? Конечно, дети ценятся в любом традиционном, патриархальном обществе. Часто говорят, что причины тут чисто экономические: пенсий тогда не было, и единственным надежным «вложением средств» на старость были дети. Да и принимать посильное участие в крестьянском или ремесленном труде они начинали очень рано, поэтому чем больше детей, тем больше работников в поле. Собственно, так и по сей день живет значительная часть человечества, не задумываясь, что понятие «обеспечить своих детей» может включать в себя такие компоненты, как отдельная комната и хай-тековские игрушки для каждого ребенка, не говоря уже о месте в частной школе. Для них в это понятие входит всего лишь простая одежда и миска похлебки, а на них заработать совсем нетрудно.
Но, с другой стороны, мы видим, что даже вполне обеспеченные библейские персонажи, вместо того, чтобы наслаждаться статусом childfree, воспринимали свою бездетность как настоящую трагедию. Так плакала об отсутствии детей Анна, будущая мать пророка Самуила (1 Цар:1), а позднее – Елисавета, будущая мать Иоанна Крестителя. О своей беременности она сказала: так сотворил мне Господь во дни сии, в которые призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между людьми (Лк 1:25), – то есть бездетность была величайшим позором, она зачастую понималась как наказание Божие. Это было своего рода клеймо. Почему?
Потому что величайшим земным благом для ветхозаветного человека было «оставить себе имя на земле». О загробной жизни Ветхий Завет, в отличие от Нового, ничего хорошего не говорит: мертвые «сходят в Шеол», таинственный и мрачный мир, где им уже не придется ничему радоваться и откуда они уже никогда не вернутся. Вся награда за праведность давалась ветхозаветному человеку, пока он был жив – здесь и сейчас. И видеть, как растет и умножается его потомство, было для него главной радостью.
Вера, которую передают по наследству
Сделаю потомство твое, как песок земной, – обещал Бог Аврааму, заключая с ним завет (Быт 13:16). Но еще раньше Он заповедал Адаму и Еве: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею (Быт 1:28); а затем повторил те же слова Ною (Быт 9:1). С самого момента сотворения у человека есть определенная задача в этом мире: заселить его своими детьми. Обратите внимание, Адаму и Еве заповедь о размножении была дана еще до грехопадения, то есть до того, как смерть стала для них неизбежностью. Так что рождение детей – вовсе не вынужденная мера, призванная восполнять смертность, но нечто самоценное, необходимое по замыслу Божию, иными словами, это – абсолютная ценность.
Библия не разъясняет подробно, почему это так. Но мы можем самостоятельно сделать выводы, глядя на историю патриархов, начиная от того же Авраама. Бог заключает завет не с одним человеком, а с целым родом, происходящим от него: Авраам передаст свое благословение сыну от любимой жены, Исааку (хотя у него были и другие дети – Измаил от Агари и шесть сыновей от Хеттуры). Исаак – Иакову (хотя изначально старшим считался его близнец Исав). И только сыновья Иакова получат благословение в равной мере. То есть завет с Богом – не просто единократный дар, но некое семя, которое падает в почву и постепенно прорастает в ней, раскрывая в каждом новом поколении какие-то новые грани. Да, Он мог бы договариваться лично с каждым человеком, но Он предпочел действовать в истории многих поколений.
Ветхий Завет, то есть договор Бога с народом Израиля, стал продолжением договора с Авраамом. Это не просто коллективная ответственность, до некоторой степени естественная в нашем мире (новые поколения живут в условиях, созданных их отцами и дедами), но именно договор Бога и целого народа. Смысл этого договора должен был раскрываться в общественной, политической и религиозной жизни Израиля, становясь уроком для всего человечества.
Отсюда вытекало и особое внимание к продолжению рода. К примеру, израильтяне не знали частной собственности на землю в полном смысле этого слова: земля принадлежала семье, роду, племени, наконец – народу Израиля, но не отдельным израильтянам. Каждый крестьянин был всего лишь временным хранителем своего надела, который он получал от предков и оставлял потомкам; строго говоря, он не имел права продавать свой надел насовсем, а лишь отдавал его в аренду до следующего юбилейного года (хотя это правило, конечно, частенько нарушалось).
Примерно так же обстояло дело и с семьей. Родословия считались по мужской линии, поэтому каждый мужчина должен был оставить наследника. Если у него рождались только дочери, наследство переходило к ним, но им следовало выйти замуж за людей из того же колена (племени), чтобы их надел не достался посторонним. А если женатый мужчина умирал бездетным, то его младший брат должен был взять себе его жену, и первый родившийся у них ребенок считался сыном покойного – так продолжался их род. Этот обычай называется «левиратным браком». С одной стороны, так обеспечивалась помощь овдовевшим женщинам, а с другой – сохранялась родовая структура общества.
Библейская книга Руфь рассказывает именно о таком браке – у Руфи умер муж, и она, молодая бездетная женщина, не стала искать себе нового жениха, а пошла к Воозу, ближайшему родственнику своего мужа, чтобы передать ему надел покойного – и вступить с ним в брак. Кстати, родившийся от этого брака Овид стал дедом царя Давида и, значит, предком Самого Христа.
Точно так же и религия Ветхого Завета была религией народа, а не отдельных личностей. Да, пророки постоянно подчеркивали личную ответственность перед Богом каждого отдельного человека, но сама эта ответственность строилась на главном: ибо ты народ святой у Господа Бога твоего, и тебя избрал Господь, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле (Втор 14:2). Дни праздников и дни траура всегда оставались днями, когда народ представал пред Богом как единое целое.
Задумаемся над самым главным праздником Ветхого Завета – Пасхой. Что отмечалось в эту ночь? Исход израильского народа из Египта. В ту ночь Господь погубил всех первенцев египтян, но пощадил детей Своего народа, Своего первенца – Израиля, и освободил его. И не случайно по сей день в еврейских семьях принято, чтобы самый младший спрашивал самого старшего о смысле праздника, а тот рассказывал ему историю Исхода. Праздник в библейском понимании этого слова – день встречи разных поколений друг с другом и с Богом, а не просто повод для богослужения или выпивки (смотря по привычкам и настроению).
Культура детства или культура личности?
Сегодня много говорят о «культуре детства»: изучают игры, фольклор, обычаи детей; существует целая индустрия детских развлечений (кстати, взрослые тоже не брезгуют пользоваться тем, что она предлагает). Но что мы знаем о детстве людей того далекого времени? Да практически ничего.
Впрочем, в Библии, особенно в Ветхом Завете, можно найти некоторые рекомендации по воспитанию детей. В основном они сводятся к призыву быть с ними построже, это ведь из книги Притчей взят бессмертный афоризм: «пожалеешь розгу – испортишь ребенка» (в Синодальном переводе: кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его (Притч 13:25)). Впрочем, это не совсем о детстве и уж совсем не о вечном нашем вопросе «бить или не бить».
Использованное здесь древнееврейское слово (шевет) не обязательно означает инструмент наказания, скорее, символ власти: посох пастуха или жезл царя. Это слово часто употребляется в сугубо положительном значении, например: Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня (Пс 22:4).
Да и под сыном здесь совершенно не обязательно подразумевается ребенок, скорее, молодой парень, который много чего может натворить. О таких еще жестче сказано в книге Второзакония: Если у кого будет сын буйный и непокорный, не повинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их, – то отец его и мать его пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города своего… и скажут: «Cей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница»; тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти; и так истреби зло из среды себя, и все Израильтяне услышат и убоятся (Втор 21:18-21). Читать такое, конечно, жутковато, но в древности право главы семейства наказывать своих домочадцев любым способом, не исключая смертной казни, мало где подвергалось сомнению. Его, к примеру, признает без ограничений римское право. А Ветхий Завет, стоит заметить, увязывает семейные дела с благополучием всего народа: публичная казнь буяна и пьяницы проводится не просто по инициативе родителей, но перед старейшинами (значит, они могут ее отменить) и силами всех жителей селения (значит, они могут просто не бросать камней и оставить его в живых).
Так что знаменитый стих из книги Притчей, скорее, стоит понимать так: отцовская власть над сыном и его обязанность воспитывать своего потомка и наследника не подлежат ни сомнению, ни отмене. Да, в те времена эта власть осуществлялась не без помощи розог, а то и более радикальных мер, но Библия говорит здесь о принципе, а не о технологии.
А вот «культуры детства» в Библии не видно. Детей там много, они зачастую играют важную роль, но отдельно о них не говорится. Какие им пели колыбельные, когда начинали приучать к труду, какие игры они любили, – мы можем об этом только догадываться. Впрочем… Есть, пожалуй, одно исключение – рассказ о примечательном эпизоде из детства Самого Иисуса.
И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник. Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался Отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его, но думали, что Он идет с другими. Пройдя же дневной путь, стали искать Его между родственниками и знакомыми и, не найдя Его, возвратились в Иерусалим, ища Его. Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его. И, увидев Его, удивились; и Матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя. Он сказал им: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему? Но они не поняли сказанных Им слов. И Он пошел с ними и пришел в Назарет; и был в повиновении у них. И Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем. Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков (Лк 2:42-52).
А теперь представим себе эту картинку со стороны. Двенадцатилетний мальчишка (ведь еще никто, кроме родителей, не знал, кто Он на самом деле) заходит в храм и начинает беседовать со священниками и духовными наставниками. И они не только не прогоняют его, но уважительно выслушивают, вступают в разговор и дают похвальную оценку. А родители, обнаружив его трехдневное отсутствие, не стали ругать его, а всего лишь «удивились». Не правда ли, трудно представить себе такую сцену в наши дни?
Нечто подобное, кстати, мы встретим и в Ветхом Завете: пророк Самуил еще в детстве получил от Господа откровение о судьбе не чьей-нибудь, а самого первосвященника Илия, и первосвященник выслушал его с глубоким уважением (1 Цар:3).
По-видимому, дело в том, что в древнем Израиле, по крайней мере, среди его лучших представителей, существовала не культура детства, а культура личности. Дети не воспринимались как какая-то особая категория людей, чей мир отделен от мира взрослых, но это означало, что и относиться к ним следовало совершенно серьезно. Совершеннолетие подразумевало не достижение определенного законом возраста, а способность человека на деле доказать свою способность мыслить и поступать самостоятельно. И по этому признаку даже двенадцатилетний мог собеседовать на равных с храмовыми священниками, но, с другой стороны, и двадцатипятилетний мог получить воспитательных розог. И, честное слово, иногда жалеешь, что прошли те времена.
Величайшая жертва
Вспомним двух женщин, Анну и Елисавету, у которых на склоне лет родились дети: пророк Самуил у одной, Иоанн Креститель у другой. Видимо, не случайно великие люди часто рождались у тех родителей, которые долго не могли родить. Вот и Исаак, сын обетования, родился у Авраама и Сары уже под самую старость, когда угасла всякая надежда на продолжение рода. Ведь особенно ценишь счастье, доставшееся тебе неожиданно, вопреки всем расчетам – и такого ребенка уже не бросишь, не оставишь расти, как сорняк в поле.
Но вспомним и другое – испытывая Авраама, Бог велел ему принести в жертву именно сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака (Быт 22:2). Конечно, это было всего лишь испытание, Исаак остался цел и невредим, но смысл ясен – готовность отказаться от такого сокровища и есть высшая жертва, которую только может принести человек Богу.
Древний Израиль, как и другие традиционные общества, не знал добровольного отказа от супружества и деторождения, и если человек не вступал в брак или в браке не имел потомства – что-то с ним было не так, и очень серьезно не так. Но в Новом Завете мы встречаем нечто иное – отказ от супружества и деторождения ради высших ценностей.
Сам Христос не имел детей, но это, конечно, случай особый. Не говоря уж о Его Богочеловечестве, Христос просто был убит в расцвете сил. Но, например, апостол Павел, проживший достаточно долгую жизнь, сознательно отказался от брака. Он сам писал об этом: Или мы не имеем власти есть и пить? Или не имеем власти иметь спутницею сестру жену, как и прочие Апостолы, и братья Господни, и Кифа? Или один я и Варнава не имеем власти не работать? (1 Кор 9:4-6). То есть для апостолов было вполне естественным иметь жену, и если Павел от этого отказался, то в этом был для него такой же подвиг, как и в отказе от прочих удобств и привилегий, например, от того, чтобы жить за счет христианских общин, для которых он был наставником (вместо этого он сам зарабатывал себе на жизнь, мастеря палатки).
Монашество в христианской Церкви возникло, разумеется, позднее, а тогда апостол Павел писал, что епископ должен быть мужем одной жены (1 Тим 3:2), исключая многоженство и непостоянство, но вовсе не упоминая безбрачие. В своих посланиях он не раз возвращался к теме брака и безбрачия: тот, кто хочет полностью посвятить себя Богу, сможет сделать это лучше, если не будет отягощен семейными обязательствами, но в браке как таковом нет ничего дурного.
Важно понять: монашеский отказ от брака и деторождения должен пониматься не как презрительное отношение к семье, к продолжению рода, а именно как отказ от величайшей ценности, подобный готовности Авраама принести в жертву Исаака. Так открывалась дорога к духовному сыновству, о котором говорил Христос: Сотворите же достойные плоды покаяния и не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам, ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму (Лк 3:8). Но это уже совсем другая история.
Андрей Десницкий
Журнал Фома
Просмотрено (352) раз
Заказать требы
