Однажды со мной перестала разговаривать прихожанка…
Кот без греха
Однажды со мной перестала разговаривать прихожанка.
Раньше постоянно подбегала благословиться и в храме, и на улице, норовила подойти задать вопрос, попросить молитв, справиться о здоровье детей – а тут обходит стороной… Может, чем-то я ее обидел? Да вроде не было за мной ничего такого. «Мало ли, чего там у нее, — подумал я. — Если надо будет, сама скажет…»
И действительно, через несколько месяцев подошла она и сказала: «Простите, батюшка, я вас осуждала и роптала. Помните, в Великий пост мы встретились на рынке, поздоровались? А я ведь тогда увидела, как вы на рынке куриную печенку покупали. Вот искушение и настигло. Думаю, какие же эти священники лицемерные! Нам всё запрещают, а сами…»
Вот оно что! Я объяснил, что печенку-то покупал для кота. Ибо кот, в отличие от человека, греха не имеет, а, следовательно, нет у него нужды ни в покаянии, ни в аскезе, ни, в частности, в посте. Прихожанка облегченно выдохнула, мы посмеялись, и инцидент был исчерпан.
Но и этот случай, и многие другие – повод задуматься над тем, почему христианство многими воспринимается, прежде всего, как религия запретов.
Нельзя, и ещё раз нельзя
…Во время Литургии плач в храме: сердобольная старушка сунула ребенку конфетку, а мама отобрала, потому что ему причащаться, нельзя.
У прихожанина спросили о смысле одного места молитвы перед Причастием. Он смутился: «Я не знаю… Как-то ни разу о смысле не задумывался, главное ведь – успеть прочесть перед Причастием эти самые молитвы и каноны, а они длинные. Вечером придешь с работы, встанешь с молитвословом, читаешь – глаза слипаются, какой там смысл. А не вычитать всё нельзя…»
Талантливый художник по настоянию духовника бросил живопись. И через какое-то время с горя стал попивать: «Умом всё понимаю, но душа ноет без кистей и холста. Пытался переключиться, иконы писать, но не смог, не мое это… А мирское искусство – оно падшее, нельзя…»
Зима, мороз. Молодая женщина молится на паперти храма. Почему внутрь не заходит? Замерзнет ведь… А потому что родила недавно, еще сорок дней не прошло, сказали, что в храм заходить нельзя.
Прощеное воскресенье. Самая распространенная фраза, звучащая в храме в этот день, не только «Бог простит, и я прощаю», а еще и: «Батюшка, благословите мне пищу с елеем? У меня желудок больной». — «Ну и ешьте всё, что вам подходит». — «Как это – “всё”?! Нет, мне уж хотя бы елей разрешите. А скоромное – нельзя!»
Служил в храме на зоне. Молодой мужчина, бывший там алтарником, всерьез принявший православие, освободился, уехал на родину. И пишет потом в письме: «Помогите, батюшка, как быть? Я вернулся, меня встретила жена. Всё бы хорошо, но я с ней не спал, и она через неделю от меня ушла, хотя я и пытался ей объяснить, что был Великий пост, православным — нельзя…»
И так далее, и тому подобное.
Отец = ремень?
Одно сплошное «нельзя». Да и заповеди-то Божьи почти все начинаются с «не»… О какой такой радости христианства вы, батюшка, говорите? Наше дело – каяться в грехах, а радость – это от лукавого. Наша радость – что не будут мучить там, в загробном мире, если только душа мытарства суровые пройдет… А до тех пор – нельзя.
Что, говорите, Евангелие перечитать? А отцы-то ведь учат, что мирянину самостоятельно читать и толковать Священное Писание нельзя, только на службе слушать благоговейно. Говорят, один вот так прочитал Библию и в прелесть впал, теперь в психушке лечится… И вообще, батюшка, что это у вас за разговоры либеральные такие? Православному человеку воли давать негоже. Нам не такой батюшка нужен. Нам Сталин нужен, вот кто. Чтоб железно руководил, чтоб думал и отвечал за нас, чтоб порядок был, иначе ведь с нами нельзя…
Думаете, я утрирую? Отнюдь. Такое настроение распространено среди многих православных прихожан: непременно надо выучить все запреты церковные, чтобы случайно не согрешить, ведь Бог – Отец, а отец — это, прежде всего, ремень.
Мало того, к имеющимся каноническим запретам народ с удовольствием присоединяет свои, выдуманные: между аналоем и солеей – не ходить, по главе Христа ходишь; платок в храме не надела – рак головы будет; на Усекновение круглое есть – тяжкий грех; собака в доме – благодать из дома; после причастия иконы целовать нельзя; женщине в критические дни есть просфору, пить святую воду, в храм заходить запрещено… И множатся эти суеверия, и толстеют издаваемые невесть кем книжки с длинными перечнями грехов, и тяжелеют сии бремена, воистину неудобоносимые…
И такое же мнение о Церкви бытует среди изрядной части светской общественности: христианство – это подавление свободы личности, средневековье, мракобесие и домострой. В этом взгляде нецерковные обличители Церкви, борцы за толерантность сходятся, как ни странно, со своими кажущимися антагонистами – суровыми «ревнителями благочестия». Не по внешним признакам — одни вроде бы против Церкви, другие ее защищают, но по сути: в представлении тех и других Церковь – территория сплошного запрета.
Заслужить спасение
Что еще объединяет тех и других? Глубинное непонимание того, что такое свобода.
Вот читает человек в послании апостола Павла: «К свободе призваны вы, братия». «Ага, — думает. — Ну-ка, что там дальше, что там еще про свободу-то?» А дальше: «Только бы свобода ваша не была поводом для угождения плоти» (Гал. 5:13). «Э, — разочарованно думает человек, — какая же тогда радость? Ведь радость — это как раз и есть угождение плоти. Еда-питье, красивая одежда, секс, поездки в Гоа, “благодать” — в смысле, после трудов праведных да после баньки выпить заслуженную кружечку пивка холодного… Ну, еще простой набор простых чувств, испытываемых например к женщине, ребенку, родному дому, красивому пейзажу. Праведное довольство попирания поверженного врага. Всё это и многое другое, что описываемо одним понятием “приятности”. А тут написано, что это вроде как плохо. Опять, выходит, запрет».
И дальше человек выбирает: или войти в эту систему запретов, постараться стать тут своим, научиться вести себя хорошо и тем заслужить спасение, а там, глядишь, обрести право других прещать и поучать. Или вздохнуть: да это все мракобесие, и отвергнуть Церковь, раз она запрещает всё, от чего я не в силах отказаться.
Но и та, и другая позиция – порождение материализма, в котором мы варимся с младых ногтей, нечуткости ко Христу и евангельской Вести, нежелание знать Царство – нашу подлинную родину, неумения и нежелания жертвенно любить. И церковные апологеты запретов, и нецерковные апологеты вольницы в этом едины.
Рекомендации для жизни
Да, апостол прав: свобода – не повод для угождения плоти. Не повод для потакания беспределу похотей, самости, гнева, блуда, для оправдания собственной нечистоты (именно это нередко имеют в виду под «свободой» многие критики Церкви).
Свобода – это ответственность в жертвенном служении тому, кого любишь, и готовность идти за ним и на Голгофу, и в Воскресение, и жить с ним вечно. Словом, свобода едина с любовью, с тем главным, что нам заповедал Бог. А без любви нет и радости, нет и положительного смысла в жизни. И что будет делать такой ревнитель запретов в жизни вечной, чем он там будет жить – ума не приложу.
Самими по себе ограничениями, хотя они бывают и нужны в процессе взросления личности, жизнь не исчерпывается.
Скажем так, заповеди запрета – это рекомендации для выживания, а заповеди свободы и любви – рекомендации для жизни, ведь ограничиваться только выживанием невозможно.
Да, маленькому ребенку надо говорить «нельзя» — чтоб не лез пальцем в розетку, не играл со спичками, не писал в штаны, а учился ходить на горшок. Но есть в мире, кроме этого, и другие важные вещи: научиться выбору и ответственности за свой выбор, научиться любить, научиться быть счастливым и дать счастье ближнему, научиться творческому отношению к труду, вложить в дело те таланты, которые тебе дал Бог, и ими приумножить Его Царство. Научиться достойно умереть и воскреснуть вслед за Христом. Это может сделать только свободный человек. А инфантильный, предпочитающий до старости иметь над собой то карающую, то награждающую вкусненьким няньку, которая руководит, указывает, что делать, и ответственность за это берет на себя – не сможет.
Священник Сергий Круглов
Православие и Мир
Просмотрено (71) раз
Заказать требы
Свежие комментарии