Кто самый грешный?
Ответить на этот вопрос православному человеку нетрудно. Конечно, «самый грешный» – это я сам! Об этом и перед святой Чашей говорим, это и лейтмотив наших самобичеваний на исповеди.
Но спросишь такого человека – а какова посмертная участь католиков, раскольников, еретиков, атеистов, того же Трампа, Варфоломея или Денисенко, или злого соседа, или «отбившей» квартиру родственницы – тут же ответят: гореть им в аду.
И вот интересно как получается: «самый грешный» – я, но в аду гореть им…
***
Понятно, что мы неспроста «отправляем» иначе верующих «подальше от рая». Это (правильно или неправильно) понятые нами интуиции святых отцов и соборов, заботливо ограждающих легко поддающихся соблазну православных чад от ложного влияния. Ведь всегда проще сказать: «гореть еретикам в аду, поэтому не заглядывайся на чужую веру», – чем изучить основы своей собственной веры.
Понятно, что и все наши богослужебные тексты, по преимуществу предназначенные для монашеского употребления, направлены на то, чтобы молящийся в одинокой келье сосредоточился на своём спасении, а не горделиво поглядывал по сторонам.
Пафос древнего монашества был в уходе от грешного мира, в пребывании наедине с Богом, в поиске Бога в годах молитвы и аскезы. Этим объясняется и то, что в покаянном каноне Господу нашему Иисусу Христу, например, только один небольшой тропарь посвящен отношениям с ближними, а всё остальное – осознанию собственной греховности.
Почто убогаго обидиши, мзду наемничу удержуеши, брата твоего не любиши, блуд и гордость гониши? Остави убо сия, душе моя, и покайся Царствия ради Божия. (Зачем бедного обижаешь, плату работника присваиваешь, брата своего не любишь, к блуду и гордыне стремишься? Оставь же все это, душа моя, и покайся ради Царства Божия!)
С раннего средневековья повелось с покаянием соединять не просто чувство собственного недостоинства, но ощущение крайнего своего ничтожества. Этим стремлением максимально унизить себя проникнуты и средневековые монашеские тексты, и сознание многих наших ближних. Великая гордыня – великое смирение.
Но… хоть эти тексты и призваны смирить гордыню человека перед Богом, гордости меньше не становится. Даже среди православных. Что и показывает всемирная история, знающая, при постоянном декларировании своей греховности, и многочисленные монашеские падения, и частые религиозные конфликты вплоть до наших дней, и невозможность полностью преобразить жизнь даже одного отдельно взятого христианского государства.
Почему? Значит ли это, что тексты неправильные, или что они «не работают»?
***
Думаю, что проблема не в тех или иных текстах, а в стереотипах их восприятия. Каждый текст читается в разные эпохи по-разному, с разными акцентами.
Не надо выбрасывать книги, надо научиться их читать.
Одним людям на протяжении веков эти тексты помогали и помогают смиряться и идти к Богу. Для других это лишь красивая риторика, не приводящая к осознанию главного: звание «худшего из грешников» несовместимо с гордыней.
В любом случае, уже давно не средневековье. И как бы мы себя ни унижали, мы понимаем, что это определенная игра.
Вы возмутитесь и скажете: «Ну что Вы, батюшка! Какая уж тут игра?! Всё очень серьёзно, погибаем мы от грехов! Тонем! Куда уж на других смотреть?»
Однако проверяется это просто — по нашей реакции на те же самые слова, сказанные в наш адрес другими людьми. Нам кажется, что мы удачно подавили в себе волну поднимающегося возмущения, но ближние видят и слышат, как нас задевают те или иные слова, как мы злопамятны и мстительны. Даже если себя такими не считаем.
Чем опасна эта игра? Она делает нас слепыми и предвзятыми, когда мы оцениваем свою собственную жизнь. Ведь совершенно очевидно, что она состоит не только из грехов и ошибок. Есть и победы, в том числе над самим собой. И добродетели, и стремление к Богу. Мы призваны к движению наверх и, подобно младенцу, учимся идти, падая и поднимаясь. Если же «всё плохо», то лишь стоим на месте с понурой головой, игнорируя призыв Спасителя. Но так никогда ходить духовно не научимся и не повзрослеем.
«Но как же прелесть и тонкие формы гордыни? – спросите вы, – Нет ли тут опасности самообольщения?» На это ответил ещё святитель Феофан Затворник, вспоминая дерзновенные слова апостола Павла: «Не говорите – не могу. Это слово не христианское. Христианское слово: всё могу. Но не сам по себе, а в укрепляющем нас Господе (см. Фил. 4, 13)».
То есть главное – не считать, что наши победы одержаны без помощи Божией.
И такой взгляд позволяет нам быть трезвее. Ведь если жизнь – это не сплошное падение, а чередование побед и поражений, тем страшнее грех, и понятнее, что делать дальше. Представьте себе, нам надо подняться на второй этаж, а лестница перед нами сгнила. На целиком гнилую лестницу мы даже и не наступили бы. А по лестнице, где чередуются хорошие и гнилые ступени, мы с осторожностью пойдем. Да, кончиться это может плохо, а может и добежим до конца. Один Бог знает. Но другой лестницы – то есть жизни – у нас нет. Поэтому так важно, чтобы нашими трудами побольше ступенек были целыми.
***
«Если раньше человеку было важно просто выжить, сегодня важно научиться жить среди других людей. И важно, чтобы этот процесс основывался на Евангелии»
Наше время — ХХ–XXI века, знающие и две мировые войны, и радикальное переосмысление ценности человеческой жизни – призывают с особым вниманием посмотреть на ближних. Если раньше человеку было важно просто выжить, сегодня важно научиться жить среди других людей. И важно, чтобы этот процесс основывался на Евангелии.
Так вот, самоунижение не работает сегодня так, как прежде, потому что живущему «в миру́» человеку – и мирянину, и даже монаху – не даёт вырваться из эгоистической системы координат. То есть не учитывает наличие в жизни ближних, через которых и открывается нам Бог.
Это знакомо каждому из нас. Как бы я ни унизил себя в стиле «яхужевсех», я спокойно могу огрызнуться на беззащитного, потому что «покаяние – это моё личное дело, и нечего тут соваться в него своей мерзкой рожей!»
Другие люди вообще где-то на периферии нашего сознания. Главное – «Я» и «мои отношения с Богом». И тут происходит дьявольская подмена: покаяние как движение к Богу и людям мы из года в год подменяем услаждением своей греховностью, то есть унылым перечислением своих недостатков, то есть стоим на месте при всей видимости христианской жизни: «Я согрешил вот так и вот так, и Я хуже всех, и Я каюсь, и не мешайте, и наплевать Мне на всех остальных – сами виноваты, и вообще Я тону, и Мне нет дела до других, Я самый грешный, но всех, со Мной не согласных, в ад!»
Нетрудно заметить, что эта позиция запирает человека внутри себя, не пуская в его жизнь и Бога. То есть это, в некотором смысле, богоборчество. «Дела до грехов других» не было у святых, исполненных молитвы, любви и чуждающихся осуждения, как у преподобного Силуана Афонского. Но так ли у нас?
Поэтому сегодня так важно не самоуничижение, а самоукорение как напоминание себе, как редко мы соотносим свои мысли и поступки с постоянным незримым присутствием Божиим, с Его заповедями. Как редко понуждаем себя быть добрее и внимательнее к людям, хотя так часто жалуемся на оскудение вокруг доброты.
Мы можем лишь на время уговорить себя не кидаться на людей, пока снова не начинаем с ними вплотную общаться. Поэтому если ограничиваем покаяние лишь предпричастным сожалением о своей греховности, такое «покаяние» – дом, построенный на песке, мимолетная приятная эмоция.
***
Так что же такое тогда покаяние?
Если мы надеемся в результате своей ненависти к себе или к другим людям попасть в рай, то обманываем себя. Просочиться мимо других людей, с трудом скрывая раздражение к ним и думая, что это угодно Богу, не получится, ведь заповеди о любви к ближним никто не отменял.
Поэтому, как уже было сказано, покаяние – это движение к Богу и людям. Это движение в обратную сторону от греха, то есть заполнения дня поступками, словами, мыслями, измененными ради Бога, посвященными Богу.
Христос сказал: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 20-21). А если нет рая в душе сейчас, откуда он возьмётся после смерти? Поэтому покаяние – это начало рая, начало взращивания в себе Царства Небесного.
Любое покаяние состоит из трёх основных стадий:
- Осознание своей греховности, и как поврежденности, и как добровольного (!) удаления от Бога и людей;
- Поиск путей возвращения к Богу, преодоления собственной слабости, преодоления нежелания переоценивать и менять свои отношения с окружающими людьми;
- Само движение, которое по сути и есть покаяние.
Это понуждение увидеть вокруг себя своих братьев и сестер во Христе, контроль над своими мыслями, словами, чувствами. Превращение своей жизни в молитву и Евхаристию через благодарность Богу за всё.
Один из побочных эффектов истинного покаяния наступает, когда людям, раньше страдавшим от общения с нами, теперь становится легко, доверительно, хочется вместе мирно молиться. Когда человек становится чистым окном, сквозь которое мы видим Христа и сами загораемся деятельной верой.
***
Обычно мы застреваем на первой стадии – признаем свою греховность. А у стремящихся к Богу третья, деятельная стадия постоянно чередуется с первыми двумя. Это нормально.
Ведь покаяние – процесс длиною в жизнь.
Игумен Силуан (Туманов)
Православие.Fm
Просмотрено (49) раз