«Надо с нами пожестче». Можно ли победить хамство в Церкви

Нужно ли терпеть хамство и грубость в Церкви, что должен сделать священник, если сильно устал и сорвался, почему мы считаем, что «свои» все стерпят, и какое поведение можно назвать подлинным смирением – рассказывает игумен Нектарий (Морозов).

Когда хамство священника предлагается как стандарт

– Почему хамство не только не побеждено в нашей Церкви, но и распространилось на пастырей?

– Потому что путь наименьшего сопротивления всегда ошибочно представляется наиболее простым. Люди приходят в храм с самыми разными проблемами, с самыми разными вопросами, и да – с ними не всегда легко, потому что мы все приходим в Церковь как во врачебницу, а значит – со своими болезнями. Может священник от этого уставать, может иногда проявлять несдержанность, срываться? Не должен, но может.

Но только в таком случае ему необходимо каяться в этом и просить у Бога помощи, просить любви, если он видит в себе ее оскудение. Однако когда появляются в публичном пространстве пастыри, предлагающие хамство как некий стандарт отношения священника к людям, то тех, кто нетверд, такая «стандартизация» на путь наименьшего сопротивления легко сталкивает. Ну и плюс к этому огромная наша беда – недостаток элементарной культуры общения. Он ощущается на всех уровнях жизни общества, во всех его слоях, и Церковь, к сожалению, не становится исключением.

– Как реагировать на проявления откровенной грубости от лиц в священном сане? Как отвечать другим, которые со слезами приходят и жалуются на поведение священников и епископов?

– Думаю, что нужно не уставать напоминать о том, что в Церкви совершен лишь Христос, что мы все исполнены недостатков, что это горькая данность нашей жизни.

Но у нас есть выбор: отступить, бежать от этой данности, сказав: «Это не мое, я этого терпеть не хочу», или же преодолевать ее, понимая, что Христос тоже терпит все это в Церкви, давая возможность, давая свободу каждому жить так, как он считает нужным.

Ведь то, что Христос – Глава Церкви, не упраздняет нашей свободы. А Господь очень деликатен, Он не мешает нам эту свободу реализовывать.

Он лишь помогает нам даже от этого недолжного получать пользу, усовершаться в мужестве, твердости и, на самом деле, в том же смирении – не согласии, а именно смирении как подвиге. И, конечно, Он судит в конце времен – как мы жили, что мы делали, какой выбор совершали.

И смею надеяться, что тех, кто имел перед своими глазами в Церкви примеры жизни неподобающей, но сам жил, стремился изо всех сил жить по-христиански, Господь за их труд почтит. Потому что очень это непростой труд, иногда кажется, невозможный. Но – возможный, ибо Господь все равно с нами и не оставляет нас ни на мгновение, лишь бы мы об этом помнили.

– Почему те люди, которые хамят пастве в России, когда оказываются в другой стране, ведут себя вежливо?

– Мне кажется, вопрос риторический. Обычная транспортная ситуация: распоясавшийся хулиган, терроризирующий пассажиров – пожилых женщин, усталых женщин, едущих с работы, замученных жизнью и пивом мужичков… Но вот заходит в автобус или троллейбус крепкий молодой человек, косая сажень в плечах, одежда обтягивает мощное тело, уши сломаны – как это нередко бывает с борцами.

И что наш хулиган? Если у него остались еще какие-то проблески здравого смысла, то будет вести себя тише воды и ниже травы: понимает ведь, что вновь вошедший не спустит ему его безобразий. Вот примерно то же и с вашим вопросом: приезжая туда, где такого поведения не потерпят, люди, привыкшие вести себя на родине не лучшим образом, перестраиваются. Почему? Потому что в общем-то понимают, что хорошо и что плохо. Понимают? Ну, конечно же, понимают. И часто рассказывают об этом другим.

– Всегда ли возмущение хамством говорит об отсутствии смирения?

– Возмущение – вообще плохое состояние. Когда возмущаешься, из глубины сердечной такая муть поднимается в полном смысле этого слова, что потом очень долго бывает трудно очистить от нее свои слова, чувства, поступки. Но вот неприятие хамства – явление совершенно нормальное. Хамство – безобразие, хорошего в нем нет ничего. Почему же мы должны относиться к нему уважительно?

Правильная реакция – отойти в сторону, уйти от столкновения, когда это возможно, а если невозможно, то и противостоять. Ведь противостоять хамству можно и со смирением, и совершенно по-христиански. Апостола Павла первосвященник приказывает бить по лицу, а он говорит на это: «Так будет бить тебя Бог, стена подбеленная». Самое главное – в нашем противодействии не должно быть ответного хамства. Но тут, как правило, все определяется тем состоянием, в котором мы находимся – состоянием нашего сердца, нашей христианской жизни.

Долго ли свои потерпят

– “Они ж свои – перетопчутся” – это пренебрежительное отношение к своим, родным, мне кажется, мы замечаем не только в миру, но и в жизни Церкви. “Ничего, потерпят”. Наряду с таким унизительным отношением мы видим откровенное заискивание перед людьми, к Церкви имеющими весьма отдаленное отношение. Не отдаляет ли это от Церкви людей, которые как раз и считаются «своими»?

– Да, к сожалению, «свои – потерпят» – это достаточно распространенный шаблон, характерный для многих областей нашей действительности, в том числе и для жизни церковной.

Что можно об этом сказать? Что такое отношение к людям, с которыми тебя объединяет одно отечество или, еще больше, одна вера, недопустимо? Мне кажется, что это настолько очевидно, что лишний раз не имеет смысла констатировать подобную истину: каждый здравомыслящий человек и так в этом убежден, а тот, кому нужно ее как-то доказывать, обосновывать…

Скорее всего, тут мы мало преуспеем: для того, чтобы думать иначе, нужно иметь какое-то глубокое внутреннее повреждение, какие-то «особые» взгляды, своего рода броню из них, через которую очень и очень трудно пробиться.

Наш народ на протяжении многих веков привык терпеть такие условия жизни, которые большинством европейских народов воспринимались бы как невозможные. И речь не только о материальных условиях, но и о том, что гораздо важнее: о свободе, об уважении власти к народу, о возможности развиваться и самостоятельно выбирать свой жизненный путь. И эта терпеливость далеко не всегда является добродетелью. Добродетельно лишь осознанное смирение, являющееся христианским выбором человека, его личным подвигом.

А смирение по необходимости, смирение от безысходности, в основе которого лежит не волевое решение, а полное безволие, весьма мало отношения имеет к христианству.

Особенно горько, когда такие «стандарты» из общественной жизни перетекают в жизнь Церкви. Единственно верное отношение людей Церкви к тем, кто находится вне ее – это любовь, забота, сопереживание, желание помочь обрести ту истину, которая для нас самих является центром, стержнем жизни или самой жизнью. Заискивание перед ними, равно как и высокомерие в отношении их, – вещи абсолютно недопустимые и – «не работающие» притом, никого ровным счетом ко Христу не влекущие.

Не отдаляет ли такое отношение к «своим» от Церкви? Хотелось бы сказать, что нет, но реальность свидетельствует об обратном. Первоначально вызывает недоумение, боль, потом – отчуждение. Ведь люди далеко не всегда способны разделить Церковь и наше пастырское несовершенство, понять, что второе не упраздняет истинности первого. И не надо от них этого требовать. Гораздо правильнее – стараться соответствовать тому, что они в Церкви, прочитав хотя бы однажды Евангелие, рассчитывают увидеть.

Сами хотят, чтобы с ними были пожестче

– Есть и такое мнение: чем больше меня в Церкви унизят, чем больше грязи выльют в душу, тем лучше – тем я “смиреннее”. Если не так – ты несмиренный, да и вообще вопрос, православный ли. Иногда кажется, что под таким “смирением” скрывается мазохизм какой-то. Оправдано ли такое чувство? Чем отличается смирение от издевательства над ближним и самим собой?

– Я уже попытался объяснить, в чем заключается отличие между смирением как добродетелью и смирением по необходимости, которое является не следствием христианского выбора, а смирением от безысходности.

Вы никогда не читали разные истории и анекдоты о Ходже Насреддине? Я вот очень любил их и даже сейчас порой что-то перечитываю. И вот есть в одной из них такой момент. Бык соседа нанес урон посевам на поле Ходжи. И Ходжа, встретив потом этого соседа, а вместе с ним и быка, набросился на него и начал лупить палкой по голове и по рогам. А на возмущение соседа отвечал: «Ты не знаешь, за что я его бью, а он знает – видишь, как он голову повесил!»

Вот это – не совсем добродетель и не совсем смирение, быку просто было больно, страшно и он не знал, что делать… А смирение – это когда после удара по правой щеке ты подставляешь левую сознательно, зная, за что ты страдаешь, отдавая себе в этом отчет, в отличие от быка. Вот только относится это все к тому, кого смиряют – люди, обстоятельства, Сам Господь.

Что же до тех, кто присваивает себе право смирять… Можно смирять человека, если это твой ребенок или ты старец, а это твой послушник. Но что для этого необходимо? Во-первых, любовь. Во-вторых, опыт. В-третьих, и это самое главное, понимание того, что ты за смиряемого несешь перед Богом ответственность – такую, что о ней и подумать страшно. И те, кто думает, не смиряют, а просто любят, заботятся и учат. И, проявляя строгость, растворяют ее любовью.

Остальное – от лукавого, особенно – когда кто-то пытается свои недостатки, свою несдержанность, свое властолюбие оправдать каким-то «духовным» образом, а тем паче – если ссылается при этом на Слово Божие.

Примеров жесткого, жестокого, хамского отношения к людям полно в окружающей нас жизни, и не за этим приходят люди в Церковь, а за светом, за истиной, за любовью.

И если мы не покажем, не явим этой любви в себе, то как люди смогут поверить, что мы – служители Бога, Чье Имя – Любовь? Как им не усомниться: не заблудились, не ошиблись ли они?

Хотя есть и нечто более страшное, на мой взгляд: когда люди, изломанные, исковерканные жизнью, сами хотят, чтобы с ними были пожестче, и, встречая такое отношение, радуются ему, как чему-то родному и дорогому, и с радостью ложатся под плеть грубого слова, любят, по слову апостола Павла, когда кто-то «бьет им в лицо».

Что за этим стоит? Иногда – неправильно переживаемое чувство вины, своей «порченности» и притом неготовность что-то в себе менять, трудиться над собой, и как следствие – принятие «наказания» с каким-то нездоровым чувством, едва ли не со сладострастием. Мне, откровенно говоря, представляется, что это вообще относится к области тех патологий сознания, которые надо обсуждать со специалистами подходящего профиля.

Игумен Нектарий (Морозов)
Православие и Мир

Просмотрено (76) раз