Крест оправдывает и освящает все мое бытие

Как через крест вернуться к себе самому и с благоговением принять все, что было, есть и будет в твоей жизни? Почему надо благодарить Бога даже за свои грехи? И как это, оказывается, просто и радостно: взять и – покаяться! О решении главных мужской и женской проблем современной России и «позитивной коммуникации» со всем и всеми – беседа с наместником Свято-Косьминской пустыни Екатеринбургской митрополии игуменом Петром (Мажетовым).

Крест быть самим собой

– Отец Петр, что такое крест в жизни человека?

– Скажи мирскому человеку «крест» – и первое, о чем он подумает: «скорбь», «тяжесть», «боль». Для христианина же крест – это возможность обрести подлинное счастье не только в будущем веке, но уже здесь и сейчас. Если ты хочешь стать действительно счастливым, не убегай от своего креста.

Господь каждого из нас задумал уникальным. Вылепливает, пестует… Вы посмотрите на детей: они же гениальны! И вот мы взрослеем, и в нашу жизнь врывается мир со своими шаблонами: «Нет, ты не будешь такой – ты будешь этакой»… Так вместо лика появляется личина.

– …Которую мы постоянно примериваем.

– Да, и девочки, и мальчики примеривают множество совершенно не свойственных им ролей. Когда потом этот повзрослевший, через многое прошедший мужчина, эта не раз уже обманувшаяся в своих ожиданиях женщина приходят в храм и начинают каяться, Господь предлагает взять крест. Что такое крест? Это просто снова стать самим собой! Вернуться к той цельности, подлинности и простоте, в которых Господь тебя с детства взращивал.

Мы привыкли думать, что крест – это нечто страшное. Наоборот: Господь пришел на землю и призвал всех уподобиться детям, чтобы войти в Царство Небесное (ср. Мф. 18, 3). Это взрослеть больно и тяжело, а вернуться в состояние чада, о котором есть Кому позаботиться, – это же лучшее, что нам дано!

Крест христианина означает стать тем евангельским дитятей, вспомнить о своем богосыновнем достоинстве и уповании, вернуться в Отчий дом из страны далече (Лк. 15, 13).

– Одно дело, когда человек воспитывался в христианской традиции, а другое – когда, пусть даже и был крещен во младенчестве, но воцерковляется уже взрослым, отягченным страстями и грехами, которые (можно ли так сказать?) тоже уже составляют его крест.

– Я бы по-другому сказал. Крест – это то делание, которое призвано меня же самого очищать. Я занимаюсь своим сердцем – не чьим-то. А то, что вижу в других, искушаемый своим же сознанием, – это лишь подсказки мне самому, что надо исправить в себе.

Надо свято верить в исповедуемые нами слова: «Христе, Свете Истинный, просвещаяй и освящаяй всякаго человека, грядущего в мiр». Что значит эта молитва Первого часа? Всякий человек просвещается и освящается Светом Христовым. А как? Через людей. Вы являетесь в данный момент для меня Светом Христовым. Через вас Господь меня чему-то учит, к чему-то понуждает. Везде и всюду Господь влечет меня к любви. Через каждого человека, встречаемого мною в жизни.

– Говорят, некоторые могут жить настолько высоко, что в каждом пришедшем мужчине видят Христа, а в женщине – Божию Матерь.

– Пути Господни неисповедимы: где и с кем Он меня сведет? Через каждого человека я призван воспринять Христа, почтить образ и материнскую скорбь усыновившей при Кресте все человечество Богоматери.

Принимая каждого человека таким, каков он есть, я благодаря ему возвращаюсь к самому себе. Я разгневал кого-то, на меня накричали, а я смирился: «Простите, простите» – и через это вернулся к самому себе, самому себе стал ближе, лучше теперь себя понимаю.

– А мог бы и «выйти из себя»? Есть такое меткое русское выражение.

– Да, если бы согрешил раздражением, ропотом, осуждением и т.д., – вышел бы из себя. Грех всегда отдаляет меня от самого себя, развоплощает, а соблюдение заповедей возвращает к той первозданной цельности и чистоте, в которой меня создал и созидает Господь. Получается, мой ближний, если я с благоговением его принимаю, возвращает меня к моему же собственному «я», к тому духовному раю, про который сказано: «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 20) – и из которого я, как Адам, изгнан.

– Велик соблазн вслед за Адамом сказать, что он изгнан из-за ближней своей, которую к тому же Сам Господь ему дал (Быт. 3, 12). Точно так же будет соблазном сказать так и про ближайшее окружение, далекое, допустим, от христианских идеалов, в котором сызмальства формируется ребенок и изначально программируется на какие-то греховные стези?

– Сразу надо убрать из того, что вы сказали, слово «греховные». Мы не можем судить ни о чьей жизни, греховна она или нет. Жизнь каждого человека священна. Это нами сейчас тот или иной поступок явно воспринимается как грех, а может быть, для этого человека в тот момент его жизни – это было нечто неизбежное: то, через что Сам Господь попустил ему пройти. Для чего? Это тайна спасения этой конкретной души, она сокрыта от нас.

Поэтому мы не имеем права никого осуждать. Может быть, его правда в тот момент, когда он грешил, была выше нашей. Мы не знаем. Я благоговею перед душой, которая скорбит во время греха: она, может быть, гораздо приятнее пред Богом, чем мы, которые так тяжко, как нам кажется, не грешим. Помните притчу о мытаре и фарисее (Лк. 18, 10–14)?

– И всё же: как извлечь доброе из злого примера?

– Допустим, у человека действительно были родители, которые вели порочный образ жизни. Но это все равно можно рассмотреть, как психологи говорят, в позитивной коммуникации. Может быть, через этот очевидный грех Бог открыл ему, насколько грех разрушителен и страшен. А через то, что это самые близкие люди, учил любить человека, страдающего от греха, и не осуждать. Если душа, обучаемая так Богом, стяжала эти навыки, она может оказаться выше тех, кто сам не прошел такие испытания, а превозносится и осуждает.

Даже если у кого-то сложилась предрасположенность ко греху, это еще не путевка в ад. Например, ты сын пьющих родителей, сам стал пить, но потом пришел к вере, очень сильно боролся, сбросил с себя алкогольную зависимость, пришел к полной трезвости. Куда ты вернулся? Ты вдруг почувствовал себя тем ребенком, который еще не знает, что такое алкоголь. Но в то же время ты уже искушен и знаешь силу и ужас этой страсти. Можешь понять другого, пожалеть его, помочь ему.

Дерзну сказать так. Мальчик, который воспитывался в обстановке постоянной пьянки и унаследовал алкоголизм, поддался этой страсти, но после превозмог ее, воцерковился, – он теперь своей святой жизнью, своим состраданием к оступившимся реабилитирует не только себя, но и ходатайствует пред Богом за своих родителей. Я в это свято верю. Человеческая жизнь сплетена с другими жизнями. Кто-то уже в аду находится за свои грехи, но другой, живя свято, своею праведностью оправдывает и спасает тех, кто сам себе уже не может помочь.

Живи любовью

– В подмосковных Химках жила блаженная Наташенька, в постриге монахиня Екатерина. 20 с лишним лет прикованная к постели, она задыхалась от паралича дыхательных мышц – это страшные муки. Легкие ей кислородом накачивал специальный аппарат, но когда выключали свет, она начинала умирать. Ее мама умерла во время аборта, и дочь молилась: «Господи, я все буду терпеть, только прости мою маму». Наташеньку протоиерей Валериан Кречетов ездил причащать, она ему рассказывала видение: два сосуда, как она говорила, с голгофской водой – за нее и за маму. Получается, дети еще и своими страданиями ходатайствуют за родителей? С другой стороны, также от пастырей приходилось слышать: протоиерей Владимир Волгин говорил, что выжившие дети отомстят за своих убиенных в утробе братьев и сестер. Как прекратить эту цепную реакцию греха, мучения, страха?

– Да, женщина тяжко согрешила. Она совершила преступление против любви. Но если ты согрешил против любви, то твори любовь! Если ты на один балл согрешил, то на десять баллов преумножь любовь в мире. Тогда твоя утроба очистится и освятится заново. Не надо думать о чем-то плохом. Нужно жить любовью. В любящем сердце обязательно начнет проявляться Христос.

То, что в России сейчас совершается около восьми миллионов абортов в год, – это, конечно, жутко. Но русский человек всегда живет в крайностях. Кто-то из греков говорил: «Странные вы люди, русские, очень добрые и очень злые, очень ласковые и такие сквернословы, у вас такие прекрасные церкви и такие ужасные манеры, когда тебе ни с того ни с сего могут нахамить». Нет золотой середины!

Скажу провокационную вещь: это война идет, но лучше уж война, чем теплохладный мир. Помните – в Библии, если бы Бог не ожесточил сердце фараона, так евреи бы и не вышли с Моисеем в землю обетованную (ср. Исх. 14). Так же и то, что у нас сейчас происходит нечто страшное, – это непостижимая тайна Божия. Нет ни у кого права считать тех, кто делал аборты, проклятыми, безвозвратно пропащими людьми. Их можно жалеть, надеясь, что как-то Господь все-таки помилует и спасет их.

Говоря о кресте каждого человека или народа в целом, важно помнить, что христианство познается не аналитически, мы не можем его понять через силлогизмы, вычислить в цифровых значениях или промерить глубину Евангелия в показателях квантовой физики. Сердце сердцу весть подает. Христианство постигается только сердцем. А в сердце нет убеждений, в сердце есть чаяния: любить – ненавидеть, желать, устремляться, надеяться, молиться, уповать. Фанатичные убеждения, что будет так, а не иначе и уже ничего исправить нельзя, – это уже нечто из области отвлеченных рассуждений от ума, это не по-евангельски. Русский человек и так уже какими только ужасами не намучен. Приходит в храм, и мы, иногда сами недавно протиснувшиеся в Церковь, его отталкиваем.

– Почему христиане не боятся трудностей? Вообще, как заметил владыка Тихон (Шевкунов), «не бойтесь» – это то, что Господь чаще всего говорит в Евангелии Своим ученикам.

– Может ли мать, которая родила – да, в муках – ребенка, нянчится с ним, ухаживает за ним, не спит, не ест, сказать, что она страдает? Да, может, но любая нормальная женщина ей позавидует. Это страдание, но страдание – сладостное. Надо просто любить без оглядки на скорби.

Фото: Антон Поспелов / Православие.Ru

Или когда монахи стоят на службе, молятся часами, они что, страдают, что ли? Да нет же, им в радость все это! То и дело приходится слышать: «Как вы там живете, монахи? Вы так скорбите, так трудитесь…». Боже мой, думаю, о чем это они?! Вы не поверите, но я «в отпуске». Как в 1993-м году ушел в монастырь, так в отпуске и нахожусь. Говорят: «Вы там, в монастыре, так страдаете…». Кто страдает?!

Да, трудности есть, но без них было бы неинтересно. Это как соль в пище. Без соли поесть нельзя, что ли? Можно, но невкусно. Так же и страдания, как соль вкус пищи, они жажду жизни усиливают, проявляют. Более того, мы даже перчим еду. А это зачем? Перец, острая пища – своеобразный антидепрессант, пробуждающий энергию. Перчинки, солинки – это и есть скорби, которые заставляют человека напрягаться. Да, для начала выводят из равновесия, но именно так человек и может устремиться к Богу: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14, 22).

– «Не каждая скорбь посылается за грехи», – Святейший Патриарх Кирилл в одной из проповедей, приводя это утверждение святого Марка Подвижника, подчеркнул, что именно такая скорбь, которая не является следствием наших собственных дурных поступков, ошибок, нерадения, и есть крест, посылаемый нам от Бога. То есть то, из-за чего человек страдает по своей собственной воле или глупости, нельзя считать крестом – по крайней мере спасительным?

– Представьте себе, человек запутался. Вляпался в какое-то дело. Мучается, плачет. Можно ему сказать: «Это твоя вина!» Да он, может быть, и так места себе не находит! Лучше помочь ему для начала принять все как есть. «Послушай, если это все-таки произошло, – сказать ему, – значит, Господь тебе это попустил. Прими как должное».

– То есть – смирись?

– Да, я заметил такую закономерность: пока человек себя сильно за что-то проклинает, у него просто нет стимула начать исправление. Например, зашел в пивнушку, напился, и началось: «Вот я дурак! Да как я мог?!» Пока он так говорит, он будет выпивать. Парадокс? Он просто застревает в этой ошибке, не видит для себя ничего иного. Пока он концентрируется на этом негативе, у него не хватит сил преодолеть следующее искушение. Он себя тиранит – и через это же самобичевание оправдывает себя и начинает жалеть. Конечно же, он в очередной раз напьется!

Другое дело, когда человек мужественно и твердо признает: «Да, Господи, я согрешил. Ты попустил мне это за мои малодушие, праздность, похоть, самолюбие. Я обещаю Тебе, что приложу все силы, чтобы исправиться и такого больше не допустить». Сколько в этом достоинства! Так поступает человек, принимающий всю свою жизнь – даже грехи! – как дар Божий.

– У архимандрита Эмилиана (Вафидиса) есть суждение о том, что мы и грешим-то только потому, что Господь нам силы дает! И благодарить должны Бога, потому что никогда не знаем, от какого более тяжкого греха нас, может быть, это попущение Божие уберегло.

– Пришел однажды к преподобному Серафиму Саровскому некий человек, батюшка с ним побеседовал, а потом и объявляет: «Через год ты начнешь пить и будешь пить два года, потом бросишь». Тот оторопел: «Да я вообще эту гадость в рот не беру!» Ушел, забыл про разговор. Но потом у него что-то случилось, и он действительно запил. Через два года пришел в себя, отправился к преподобному. «Ну, вот всё и кончилось, радость моя», – встречает его батюшка Серафим. – «Что же это было, батюшка? Как же так?» – недоумевает тот. «А это чтобы от большего тебя избавить», – объяснил ему преподобный. Если я вот так – с благодарением – даже к падениям своим отнесусь, то я смогу впредь преодолевать подобного рода искушения. А пока я себя терзаю, я еще даже не взял на свои плечи своего креста.

Вспомните Марию Египетскую. Когда Зосима спросил ее, кто она и откуда, она говорит: «О, Зосима, зачем ты меня спрашиваешь о том, что даже страшно вспоминать? Как меня земля не поглотила, как море меня не потопило за те грехи, которые я творила! Сколько я душ человеческих погубила!» и пр. Казалось бы, она себя окаявала. Но не только. Что она сделала? Она решительно перешла за Иордан и вступила в битву со своими страстями. Не поддалась панике, а твердо признала: «Да, Господи, я такая. Принимаю все, что со мной произошло. Виновата я сама. За это я буду сейчас подвизаться».

Такое всецелое принятие своей жизни и себя – это и есть, как бы это парадоксально ни звучало, покаяние. Только так и можно взойти на крест. Спокойно и мужественно приняв все, как именно то, чего ты достоин. А если просто истязать себя упреками, то что толку? Когда человек поранится, он теряет силу, если он начнет расковыривать свои раны, он вообще изнеможет. Так же и с душой, а ей, чтобы покаяться и вступить в борьбу со своими страстями, надо очень много сил, нельзя их тратить понапрасну. Самоукорение предполагает не проклятия самого себя, а взнуздывание: «Вставай, надейся не на себя (себя-то ты уже познал), а на Бога! С Божией помощью возможно все!» К сожалению, это не все понимают.

– Именно на кресте мы и можем стяжать благодать, которая нас очищает?

– В опыте сораспятия Христу я очищаюсь от той злобы, которую мне навязал мир, а также от вскормленных им же самолюбия, глупого тщеславия, похотливости и т.д. По мере того, как я от всего этого отказываюсь, во мне раскрывается благодать, существования которой я даже и не предполагал. Это и есть крест, обнаруживающий все то лучшее, что заложено в тебя при рождении и Крещении.

– При миропомазании нам даются печати Духа Святаго, которые человек в себе еще должен раскрыть. Это как раз то, о чем вы говорите?

– Да, надо помнить, что христианство влечет к совершенству. Именно на этом, по определению крестном, пути христианин часто готов на то, что трудно понять человеку вне этого опыта: как и зачем святые могут стоять на столпе, жить в пещере, бодрствовать, поститься так, что практически не есть?

Мы это сразу пытаемся применить к себе, и – ой, у меня не получится! Страшно и в то же время стыдно. Тут как тут фобии: это, наверно, и есть отказаться от креста? Глупости все это. Что такое подвиг? Принять соседа таким, какой он есть; примириться с сестрой; простить маме все и вся. Если я возьмусь самозабвенно послужить маме как 5-летний сыночек – не 45-летний, а 5-летний – не рассуждая, не ропча и не переча, – во мне начнут журчать молитвы, я явственно смогу ощутить дар веры, во мне самом начнет раскрываться Христос. Чем больше я буду смиряться, тем больше мне захочется брать на себя подвигов, я и сам не замечу, как в трудах служения начну поститься в ранее мне неведомых степенях. Точно так же и мать когда-то, любя меня, ночи напролет не спала, забывала поесть…

Если же мы отвлеченно примеряем на себя пещеру, постничество, вериги, то это отторгает. А самое главное, нами упускается из виду литургический аспект: откуда подвижники берут на все это силы? Именно в таинствах. Сбрасывая груз грехов и соединяясь с Господом в Причастии.

Храм моей жизни

– Как войти в подвиг крестоношения?

– Во-первых, я должен понять, к чему я призван. Во-вторых, научиться делать свое дело по-христиански, самоотверженно, то есть взойти на крест. До самозабвения послужить. Вот это и есть крест.

Заповедано: «возлюби ближнего, как самого себя» (Мф. 22, 39). Не осуждай его (ср. Мф. 7, 1). А как это возможно? Как принять ближнего со всеми его капризами, тяжестью характера, какими-то неприятными мелочами? В том-то и дело – прежде чем принять ближнего, нужно сначала принять самого себя со всеми своими немощами. Господь послал тебе все эти недостатки именно для того, чтобы, преодолевая их, ты возрастал. Когда ты это поймешь и приобретешь таким образом душевный мир с самим собою, со своим настоящим, прошлым и будущим, – именно тогда ты и научишься примиряться и со своим ближним.

«Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи», – говорил преподобный Серафим Саровский. Это спокойствие души обретается именно при осознании отеческой заботы о нас Бога и меры нашей сыновней или дочерней ответственности перед Ним. Когда тебе открывается, что в замысле Божием тебе надо сделать не завтра, не послезавтра, а именно сейчас, и ты это делаешь, не откладывая, то сразу ощущаешь мир.

Тогда тебе открывается: все, что было в твоем прошлом, – это были ступени твоего храма. По этим глыбам твоих недостатков, ошибок и грехов Господь тебя вел к Себе. Сейчас ты в Церкви, причащаешься и служишь Богу – это значит, что ты уже вошел во святая святых, в алтарь этого храма твоей жизни, а все прошлое – это то, чем был вымощен твой путь ко Христу. Ты с благоговением взираешь на все, что было, есть и будет.

– Даже если были смертные грехи, все надо отпустить?

– «Отпустить» – это неживое слово, оно не работает. Думаю, что надо научиться с благоговением принимать все то, что Господь попустил тебе пережить. Если ты продолжаешь грешить, то это грех. Если ты согрешил и покаялся – то это уже не грех, это величайший Божественный урок, который Бог попустил тебе в назидание. Можно сказать, это твои личные страницы Библии, которые Бог повелел тебе прожить. Вся Библия испещрена пороками людскими! Мы не имеем права пренебречь ни одной страницей. Каждая – неотъемлемая часть Священного Писания. Кто что-то убавит, тому Бог убавит жизнь. Кто что-то добавит, тому Бог добавит язв (ср. Откр. 22, 18–19). Мы не имеем права что-либо исключать или привносить в эти богооткровенные глаголы.

Так же и жизнь человека – это Священное Писание, раскрытое в его сердечных муках, страданиях, радостях и скорбях. Это образ Божий, распинаемый здешним бытием. Если в результате всего, что с нами происходило, мы находимся сейчас в служении Богу, а мы, христиане, все члены Церкви – Тела Христова, то, значит, вся моя жизнь уже освящена. Крест оправдывает и освящает все мое бытие. Представьте, если бы разбойник не совершил всех своих преступлений, он бы тогда и не оказался распят одесную Спасителя?..

Поэтому мы не имеем права чем-то пренебрегать в своей жизни. Сейчас мы сподобляемся быть в храме, прикладываться к иконам и мощам, причащаться Тела и Крови Христовой. Благодаря чему? Покаянию. Что это такое? Это следствие ран на моем сердце! Это мои ушибы, но они мне дороги, потому что привели меня к такому величайшему дару – любить Врача душ и телес наших и благоговеть перед милостью Господа ко мне, падшему. Все эти шрамы – это священный шрифт моей жизни, моей гибели и моего, благодаря Кресту Христову, воскресения. Здесь каждый штрих, Промыслом Божиим, продолжает и довершает это летописание спасения моей души.

Игумен Петр (Мажетов)

– Как научиться такому непрестанному благодарению Кресту?

– Научиться этому можно только при одном условии: если мы действительно служим Богу. Каждому дано свое служение. Я заметил такую интересную закономерность: когда пойдешь против самого себя, то и Богу не угодишь, и другим не поможешь. Одно дело – монаха ставят на послушание, и ты исполняешь именно то и именно так, как тебе говорят. В монастыре все однозначно. А в миру, как говорил отец Иоанн (Крестьянкин), «теперь бездумно жить нельзя». Нужна своеобразная мудрость – различать, где твое, а где не твое. Если ты возьмешься не за свое дело, будешь только мучиться сам и других изводить. Поэтому Господь и говорит: «возьми свой крест» (Мф. 8, 34). Способность услышать голос своей совести – это и есть начало крестоношения.

Помните, как преподобный Серафим Саровский, сам выходец из купеческого рода, говорил: «Та добродетель, которая тебе больше всего приносит барыша, – ей и торгуй». Если тебе по душе милостыню творить и у тебя получается деньги зарабатывать так, чтобы не в ущерб домашним милосердствовать, – Бог благословит! Или ты можешь послужить на клиросе, есть у тебя к тому способности и расположение, – Бог тебя ставит на клирос. А потом, когда уже прошли первые восторги и ты стал так уставать, что у тебя голос пропадает, голова болит, но ты, превозмогая себя, все равно служишь, – вот это и значит не сходить со креста. Это отсечение своей воли в миру.

Очень важно, по-моему, пастырям, когда мы вводим в духовную жизнь доверившихся нам, двигаться вот таким постепенно сужающимся (Мф. 7, 14) трехчастным путем:

• во-первых, узнать, к какого рода служению расположен сам человек;
• во-вторых, научить его исполнению в этом служении евангельских заповедей;
• в-третьих, понуждать к послушанию и самоотвержению на избранном им же самим поприще Богоугождения.

Только если человек сам тяготеет к тому, чтобы отсекать свою волю, быть всем слугою (ср. Мк. 9, 35), духовник имеет право вести его по этому крестному пути самоотречения, тогда венцы получают и пастырь, и пасомый. Но этот подвиг требует большой мудрости и опыта от духовного отца и доверия с послушанием – от чада.

– На Афоне есть такая практика: когда человек поступает в монастырь, его расспрашивают, что он любит делать и чего не любит, и ставят его именно на то послушание, где ему приходится делать то, что он делать больше всего не любит. Это и есть распинание воли человека?

– Это очень опасный ход, требующий сугубого молитвенного попечения о распинаемой таким образом душе, да и не каждая душа к такому голгофостоянию готова. В келлии прославленного ныне старца Иосифа Исихаста было всего шесть человек братии. Приходило много желающих там подвизаться, но выдерживали единицы. Один из них потом признался: «Если бы не благодать Божия, то мы бы все умерли от туберкулеза». Взойти на такую голгофскую высоту подвига не каждому возможно. В духовной жизни нельзя взмывать резко и сразу: если всей твоей предыдущей жизнью Господь не предуготовил тебя к этой высоте, значит, Он ведет тебя другими, не столь крутыми, более пологими путями.

– Чем отличаются кресты монахов и мирян?

– Ничем, если человек действительно несет крест. Услышал человек призыв Господень и согласился самоотреченно следовать за Христом. Божественное призвание к монашеству или к христианской жизни в миру не может быть плохим или безблагодатным. Все зависит от того, как мы на этот зов Божий откликаемся.

Раньше я думал, что монашеский крест – ангельский, а мирской поменьше и пониже: все равно, что Небо и земля, золото и серебро. Но вот я смотрю на то, как некоторые из мирян подвизаются, трудятся, смиряются, – и смиряюсь сам. У меня свой монастырь, у мирянина-христианина – свой, но у него тоже святая обитель, в центре которой он водружает Крест. Его крест тоже тяжелый, тоже святой. Так же, как и у нас в монастыре, в каждой христианской семье свои священные праздники, свои Небесные покровители, свои святыни, общая молитва, Причастие в воскресный день всей семьей.

Просто в монастыре 25 членов семьи, а дома поменьше, но и те могут быть такими, что, может быть, и всех 300 иночествующих стоят. У каждого из нас – свои тяготы, свои искушения. Я вот как-то встретил батюшку, у которого 14 детей, и он их воспитывает на основе «Добротолюбия», еще и пишет об этом научную работу по психологии, как в соответствии с этой святоотеческой аскетической антологией строить сегодня семейную жизнь. Удивительно! Мне так это понравилось! Это же настоящий монастырь! Хорошая семья стремится стать монастырем, точно так же, как и хороший монастырь – семьей. Если мы с Богом, все в нашей жизни благословенно.

С игуменом Петром (Мажетовым)
беседовала Ольга Орлова
Православие.Ru

Просмотрено (47) раз