Новые заметки на старых полях
ЭТОТ ВСЕГДАШНИЙ упрек Господу: если Он такой всевидящий, видит же Он мои страдания – и если Он такой всемогущий, то чего же не поможет?
– Он помогает. – Как? – Он дал тебе свободу воли, поступков, почему же ты всё делаешь себе во вред? – Как? – Куришь, выпиваешь, жадный, с женой ссоришься, матерные слова употребляешь, с детьми мало общаешься. – А это-то при чем? – Но ведь всё же на тебе самом отражается. Есть закон возвращения твоих поступков на тебя. Накричишь на кого – на тебя накричат, откажешь в помощи – тебе откажут… Поднявший меч от меча погибнет. Надо самому лучше становиться. – А зачем? – Но ты же не с такими недостатками, грехами сотворен. И как еще Бог терпит тебя? Да и меня тоже, и всех нас, таких окаянных. Как?
Помню, батюшка рассказал, как один юноша просил его помочь найти спутницу жизни. Да он ее уже и нашел, только она его не любила. Но, сказал батюшка, никак нельзя никого заставить любить себя. Никак! Это загадка, но это так. Отсюда и все эти греховные обращения ко всяким гадалкам, ведьмам «за приворотным зельем». Но всё напрасно: любовь выше колдовства. Она сама выбирает, кого любить.
И еще: узнать себя очень просто. Как? То, что тебе не нравится в других, это точно есть у тебя. Воюешь со злом в других, а в себе его не видишь. Вот это ключ к объяснению ненависти и вражды. Даже в межгосударственных отношениях. Мы такие хорошие, а они (Европа, Америка…) такие бяки. А мы хорошие?
Государства состоят из людей, а люди сами такие. – Какие? – Такие, у которых человек, он сам, стоит на первом месте. – А как иначе? – Иначе? На первом месте должен быть Бог! И у тебя, и у государства. И тогда всё остальное будет на своем месте.
САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ, САМОУВЕРЕННЫЙ. Широко шагал по жизненным ступеням, наступая на разбросанные по ним грабли.
ЛЮБИШЬ САМОГО себя, и еще хочешь, чтоб тебя другие полюбили. Но они такие же себялюбцы. Как они тебя полюбят?
ОБУВЬ ИЩУ не модную, а удобную. Уже прогресс.
ЖИВУ БЕГОМ, а соображаю шагом, то есть живу быстро, а соображаю медленно.
НАШИ ВРАГИ – в пост пироги. А малый пирожок и в пост дружок.
ЗАПАД ОТ ТОГО отстал от нас в организации школы как учреждения не только образования, но и воспитания, что совсем нами не интересовался. Но мы-то поглядывали на них. И брали что получше. Но учили по-своему. Доселе плохо изучен пример церковноприходских школ, когда даже читать учили по Псалтири, то есть одновременно с грамотностью шло и нравственное обучение.
Но недолго была такая радость: тогдашние либералы убедили государство создавать земские школы. А они были уже заражены безбожием. Отсюда всё: падение нравов, воспитание недовольства порядками в стране, то есть близкая революция.
И сейчас во все источники информации, печать, интернеты, айфоны всеваются семена пошлости, издевательства над историей, вливается яд зависти к богатству. О любви к родине, о ценности семьи, где это? В навязываемом забвении. Уж если в правительстве настраивают молодежь на «престижность, конкурентоспособность, достойную зарплату, карьерный рост» (цитирую по памяти, только что услышал по телевизору), то разве это не полный набор для эгоиста?
Главная беда России: дети воспитываются в нелюбви к своему государству. Но это государство – их родина, вот в чем тяжесть беды. И что заслуживают такие горе-воспитатели?
ЛОМОНОСОВ О РУССКОМ языке: «Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку не подвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славянском языке украшаться будет».
НЕ ТО СТРАШНО в старости, что скоро умрешь, а страшно, что именно в старости настигает тягчайшее осознание того, что сделал мало и плохо. И многих огорчил, обнадежил, а не успел загладить вину.
СЕЙЧАС ИЗ КАЗАХСТАНА. Алматы (раньше Алма-Ата). Сплошь выступления. Из гостиницы в машину, из машины к аудитории. Опять в машину, опять встреча. На обед. С обеда в машину и на выступление. Только и было, что в последний день повезли на обзор города с высоты гор. Красота необыкновенная. Если только смотреть на горы. Город же в сизо-серой задымленности. Уже заставлен высокими зданиями.
Много в Казахстане храмов, и строятся новые. Видел спектакль, плакал. О Царственных Страстотерпцах. Поставила матушка, она же «Александра Федоровна», батюшка – «царь». Девочки все очень узнаваемы. Безошибочно. Все в белом. – «А я кто?» – «Анастасия». – «Да. Здорово, да?»
В Москве долго переживал многочасовой перелет и разницу во времени. Да, не молоденький уже. И еще подряд выступления. На православной ярмарке и в библиотеке «Образ» на Щукинской. И скоро еще два подряд. Уж хоть бы платили. Но на мне написано, что мне можно не платить. Да, жил-жил и зарабатывать не научился. Надя всё тянет и тянет свою каторгу. Ночами сидит. Сейчас собиралась ехать на работу. Думал – уехала: тихо в доме. Нет, она просто свалилась от усталости. Собираемся на Покаянный канон.
Сегодня первый день Великого поста. Ездил платить за Переделкино. Нечего мне о нем вспомнить. А как стремился. Завтра надо в Никольское. Вспоминаю Костю: «Блоху заведешь, и то надо чесаться, а тут дом». Замечаю: как долго не бываю, то и вода иссякает. И в колодце, и в скважине. Тоскует без хозяина.
…И день прошел. И в Никольское ездил. И конечно, забыл ключи: надел куртку полегче, а ключи в зимней. И как быть, думал. От дома-то они у меня на крыльце лежат, а как ворота открыть? Шел и молился. И – вот, всё получилось. Чистили снег и валили в угол у полотна ворот. Ночью подмерзло, и я по твердому снегу вскарабкался и через ворота перевалился.
В доме так радостно, солнечно вчера вдобавок. Ничего все равно не делал, в смысле – не писал. Валялся. Пост. Читал Послания и Евангелие. Потом пешком в библиотеку имени поэта Николая Дмитриева. Он у меня в Никольском бывал. Раз с Юрием Кузнецовым. Пару бутылок принесли. А в тот день приехала Надя, так что какой я для них собутыльник. Они поняли.
По дороге – шел через мост от Балашихи к Новому Свету (район Балашихи) – увидел вдруг сияющий византийский храм. Да-а. Святой великомученицы Екатерины. Я знал, что строится, но чтобы с таким размахом! И результат лицезрения: был измученным, а сразу повеселел. В библиотеке подписал дипломы деточкам и не пья (не пия?) чай – второй день первой недели Поста – пошел на автобус. Долго шел, боялся льда под ногами. На остановке целую вечность, на ветру. Потом автобус потащил какими-то кривулинами, солнце ушло. Но отрадно было увидеть большой портрет Коли Дмитриева на стене дома.
Стоял на Каноне Андрея Критского с пользой душевной, но уже тяжелы для меня стали поклоны: голову обволакивает слабость. Да еще и коленом раздавил очки. А днем – Ангел Хранитель заботился – купил дешевенькие. Знал, значит, Ангел, что подстелю под колени куртку, знал, что в ней очки.
Но это уже для меня так привычно: и то, что я растеряша, и то, что Ангел мой еще меня не бросает. Ой, не оставь!
НАЧАЛО КАЗАХСКОЙ поэзии: «Лес видим – лес поем, леса нет – так орем». Я вполне серьезно. Среднеазиатские просторы – это не среднерусские, в них просторно и пустынно. И вдруг оживляющий их лес. Тут запоешь.
ПЛАТОК СИНИЙ не линяет на моей головушке. Ох, никто не ожидает на чужой сторонушке.
На чужой сторонушке солнышко не греет. Нет родимой матушки – никто не пожалеет.
Николай Старшинов очень любил вот эту: Маменька не родная, похлебочка холодная. Если б родная была, щец горячих налила.
Пошла плясать, растопыря пальцы. Неохота работать, не сажусь за пяльцы.
Солнце светит на полтину, а луна на четвертак. Бабы стряпают, стирают, а мужик не может так.
ПО ПАМЯТИ много имен перечисляю в утренних молитвах. Говорю, говорю, вдруг опомнился: это же я живых читаю о упокоении. Себя успокоил тем, что все они в свое время перейдут в поминальный разряд.
И еще: подумал вдруг, что всегда кого-то упоминаю как новопреставленного. Вот ему прошло сорок дней, тут обязательно кто-то умирает, вот и новый новопреставленный.
НАДО НАМ ТАК ДЕЛАТЬ: засыпаешь – засыпай со словами: «Слава Тебе, Господи, я православный», просыпаешься: «Слава Тебе, Господи, я в России». И одного этого хватит для крепкого стояния в жизни.
Владимир Крупин
Источник: Благовест
Просмотрено (36) раз