Чувство вины и чувство стыда: в чем разница?

Стыд связан с тем, как и какими мы видим себя. Если бы наша жизнь измерялась виной (когда важно, что мы сделали), то наши слова покаяния: «Из грешных первый есмь аз» – были бы лишены всякого смысла.

Есть очень хороший способ научиться отличать чувство вины от чувства стыда. Вина связана с тем, «что я сделал», стыд – «кто я». Нельзя сказать, что вина и стыд – совсем разные понятия, особенно если учесть тот факт, что в нашей культуре на вопрос «Кто вы?» принято перечислять поступки. Считается, что традиционная американская культура «основана на чувстве вины»: для протестантских религиозных мыслителей благо – это ответственность за то, что совершил. Подтверждение тому американская правовая система. Популярные у протестантов теории об искуплении преимущественно касаются прощения человека за его ошибки. «Все согрешили и лишены славы Божией» (Рим. 3: 23) – этот стих часто цитируют. Каждый человек в чем-то виноват и нуждается в прощении. При этом о чувстве стыда нередко просто забывают.

Многим известно высказывание Мартина Лютера, в котором он сравнивает христианина с «кучей грязи, покрытой снегом». Снег олицетворяет праведность Христа. А мы всего лишь грязь. Мы верим, что Христова праведность становится нашей праведностью: она нас покрывает. Этот образ также сопряжен лишь с чувством вины, но никак не касается стыда. Получается, покрываются мои поступки, а я так и остаюсь грязью. Не думаю, что Лютер имел это в виду. Скорее его сравнение служит примером культуры, в которой «я», личность подменяли «поступками» человека, а то и вовсе забыли.

Православные богословы, напротив, обычно рассматривают поступки как проявление личности, «симптомы» каких-то внутренних процессов. Об этом пишет апостол Павел, описывая свою духовную борьбу:

«Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех (Рим. 7: 15–20)».

Апостол Павел хочет делать доброе, но в нем действует некая сила, которая толкает его делать недоброе. Это грех как процесс. В других своих посланиях апостол Павел уподобляет этот процесс смерти. Грех – это смерть, смерть – это грех.

Если взять за основу образ Мартина Лютера, можно сказать, что снег Христовой праведности преобразует всё, что есть в нас «грязного», и мы сами становимся снегом. Бог стал человеком (грязью), чтобы человек мог стать богом (снегом). Как пишет апостол Павел:

«Ибо не знавшего греха [Христа] Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2 Кор. 5: 21).

В конце 7-й главы послания к Римлянам Павел скорбит не от осознания своей вины – иначе он бы написал: «Что я сделал?» Но апостол восклицает: «Бедный я человек! кто избавит меня от тела смерти?» Это плач человека, исполненного стыда, признающего, что сама человеческая природа – каждая личность – греховна, ничтожна.

Согласно православному понимаю спасения, важнейшее – это сам человек (следовательно, и стыд, который он испытывает). Совершенно очевидно, что в контексте онтологического подхода (когда мы смотрим на человека в целом на уровне его бытия) у нас возникает вопрос о чувстве стыда – как раз потому, что стыд связан с тем, как и какими мы видим себя. По этой причине в основе духовной жизни у православных христиан лежит смирение и самоуничижение. Если бы наша жизнь измерялась виной (когда важно, что мы сделали), то наши слова покаяния: «Из грешных первый есмь аз» – были бы лишены всякого смысла. Мы осознаем, насколько схожи жизни людей, только если рассматриваем их с точки зрения бытия.

Я уже давно думаю, что концепт вины неоднозначный, в нем чего-то не хватает. Если я не сделал ничего плохого, то моя душа не меняется – ее по-прежнему сковывает смерть. Принимая на протяжении многих лет исповедь, я также заметил, что к Таинству Покаяния люди приступают не оттого, что их мучает чувство вины. В контексте исповеди слово «вина» мы обычно не употребляем. Давайте еще раз вникнем в слова молитвы, которая читается при подготовке к Причастию:

«Господи Боже мой, вем, яко несмь достоин, ниже доволен, да под кров внидеши храма души моея, занеже весь пуст и пался есть, и не имаши во мне места достойна еже главу подклонити; но якоже с высоты нас ради смирил еси Себе, смирися и ныне смирению моему; и якоже восприял еси в вертепе и в яслех безсловесных возлещи, сице восприими и в яслех безсловесныя моея души, и во оскверненное мое тело внити. И якоже не неудостоил еси внити, и свечеряти со грешники в дому Симона прокаженнаго, тако изволи внити и в дом смиренныя моея души, прокаженныя и грешныя…»

Эта молитва – не перечисление страшных поступков, которые совершил человек, а признание вины. Добровольный стыд. Я часто предостерегаю новоначальных: эти молитвы были составлены святыми в очень поэтичной форме, они суть выражение всего, что было у них на сердце. Многие, услышав такие слова, могут впасть в отчаяние, может показаться, что молитва буквально навязывает нам чувство стыда. В таких случаях я советую молиться своими словами: для начала можно просто говорить: «Господи, я недостоин, помоги мне». Со временем священные молитвы, некогда произнесенные святыми, лягут и нам на сердце.

Если вы будете размышлять над словами Нового Завета, то постепенно придет осознание, что в нем крайне редко напрямую упоминается понятие вины (то есть того, что люди сделали плохого). Напротив, в Новом Завете важнейшее – это сердце человека: «кем мы стали» или «кто мы», что скорее связано с чувством стыда.

В завершение добавлю, что рассмотреть проблему стыда можно исключительно с психологической точки зрения. Всё бы хорошо, но в таком случае наш анализ окажется поверхностным. Например, о наготе Адама и Евы можно рассуждать на разных уровнях. Во-первых, в буквальном смысле: они оказались без одежды. Во-вторых, с позиции эмоций или психологии: им стыдно, они хотят спрятаться. В-третьих, мы понимаем, что это тайна, они утратили славу, которая их укрывала, – подобие Божие. Пример Адама и Евы являет образ того, как люди утратили полноту своего бытия. Об этом частично пишет апостол Павел:

«Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетым не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа» (2 Кор. 5: 1–5).

Избавит нас Господь от нашего стыда. Слава Богу.

Иерей Стивен Фриман
Перевод с английского Марии Лицман
Источник: Ancient Faith

Просмотрено (170) раз