О званых на пир
Мы раз за разом слышим одни и те же евангельские притчи. И каждый раз может оказаться, что они пройдут мимо нас, — и это трагично. Подумайте: Господь обращается ко мне лично (Он ведь не говорит с толпой, Он обращается к каждому человеку в этой толпе), а мне нечего Ему ответить, я могу только сказать: «Да, я все это уже слышал, что дальше?» Разве это не трагедия? С другой стороны, если мы внимательны не к измышлениям нашего ума, а к тому, чему нас научил жизненный опыт и что Дух Божий шепчет нам в сердце, тогда всякий раз, когда мы читаем притчу или рассказ из жизни Христа, они относятся непосредственно к нам.
В сегодняшней притче меня поразили несколько моментов. Первый: совершенно очевидно, что притча обращена ко всем нам, и трапеза, пир, на который мы приглашены, это пир вечности. Но раньше, чем мы достигнем вечности за пределом времени, мы вступаем в вечность в рамках времени. Я имею в виду вот что: Царство Божие приходит к нам, когда мы признаем Бога своим Царем и любим Его волю, любим все, что любит Он, когда нам отвратительно все, что привело к смерти Господа нашего Иисуса Христа. Если Господь воцаряется у нас в уме, просвещая его, воцаряется в нашем сердце, очищая его, воцаряется в нашей воле, направляя ее только к тому, что является Божией жизнью и волей, тогда Царствие пришло к нам и пир его открыт для нас. И этот открытый для нас пир — это причащение Святых Даров, дар этого пира в пределах времени, доступный лишь тем, кто уже приобщился вечности, Царствия.
Так что когда мы слышим призыв причаститься, мы не должны ставить себе вопрос: насколько я стремлюсь причаститься? насколько я жажду еще и еще Святых Даров? Мы должны спрашивать себя: в период с последнего моего причащения и до сегодняшнего дня был ли Господь Иисус Христос Царем в моем уме, в моем сердце, в моей воле, в моей плоти, в моих словах, в моих поступках, в моих мыслях, во всем моем существе? Был ли я — благодаря тому, что Христос воцарился во мне, — Его присутствием среди людей, которые нуждаются в Нем, или потому, что не знают Его, или потому, что отпали от Него, подобно тому как я отпадаю ежедневно, ежечасно? Но если я вижу, что отпадаю от Бога, хотя и признаю Его Господом и Царем, самой моей жизнью, моей радостью, целью моего бытия, — как могу я подойти и принять Святые Тайны? Только через подлинное, искреннее, честное признание, что я недостоин принять от Бога какой бы то ни было дар, и через чувство изумления о том, что, несмотря на это, мне позволено подойти к Нему.
Подумайте о людях, которые упомянуты в сегодняшней притче. Все приглашенные, друзья (или будто бы друзья) Бога, Христа, царя были заняты другим, им было не до пира. Поэтому господин послал своих слуг собрать всех бродяг, бездомных, тех, кому нечем было хвалиться, кто явно не имел никакого права оказаться за царским столом. Не кажется ли вам, что на пути к царскому чертогу они трепетали от страха, поскольку знали о себе, кто они такие? Они ведь видели свои души, да и свои тела, которые были образом их душ. Они знали: как только они окажутся на пороге дворца, они будут отвергнуты. И потому, что они знали, что не имеют права войти, потому, что знали, что только милость Божия может позволить им пересечь порог и войти в присутствие Божие, они были в состоянии войти. В этот момент решающую роль играла не их праведность, не их святость, чистота. Значение имело то, что они сокрушались сердцем, знали, что не имеют прав перед Богом. Важно было, что в сердце, в уме они признавались всем порывом своего существа, что страшатся этой встречи, ужасаются при мысли, каковы они.
Вот условие, при котором мы можем подойти к причастию, — не потому, что мы добрые христиане (таких не существует), а потому, что мы сознаем свое недостоинство, раскаиваемся в том, каковы мы, потому, что рассчитываем не на что-то свое, а только на милость Божию, и рассчитываем на милость Божию, которая дается даром. В том смысле, что наше недостоинство должно как бы уравновешиваться сокрушенностью нашего сердца, нашим раскаянием; если этого нет, то мы подходим недостойно. Мы приходим, как тот человек, который прошел к столу, не приняв очищения, предложенного ему ангелами, не приняв предложенной ему брачной одежды, который сказал: «Я пришел не за омовением, я пришел насытиться». Не так ли мы часто приходим к причащению? В таком случае мы едим и пьем себе в осуждение.
Задумаемся очень глубоко, прежде чем примем ужасное, претрепетное решение подойти к трапезе Господней. Не будем искать в себе добродетелей, которые открыли бы нам путь, будем думать о своем недостоинстве. И если мы достигнем его дна, если осознаем его болезненно, отчаянно, если мы встанем перед Богом, сознавая себя только бесплодной смоковницей, достойной лишь посечения, если мы восплачем в своей нужде, если в ужасе не смеем приблизиться к благодати, однако откликаемся на милость, тогда дар причащения позволит нам хотя бы начать приобщаться общей жизни Христа распятого и воскресшего. Аминь.
Митрополит Антоний Сурожский, 1993 г.
Источник: Николо-Сольбинский женский монастырь
Фото на заставке: svistanet.com
Просмотрено (11) раз
Заказать требы
